Он умер на рассвете во сне,   в первый день календарной весны...
                   На  завтрашний вечер он заказал  ужин в ресторане по случаю собственной юбилейной годовщины.  Ожидал всего одну даму... в двух лицах.   Она прилетала утром в сопровождении ее сына.  И у нее тоже был юбилейный день рождения, но...с большим промежутком в цифрах лет.
                   Ей он был заранее рад... Ну а  сына  потерпит, не заметит, сделает вид, сыграет роль.
                  Собственно торжества намечались месяцем позже, когда специальный  комитет окончательно согласует общее количество персон и возможность их присутствия на   знаменательном событии. У комитета  много  дел – сценарии многочисленных мероприятий, мастер-классы лекций Самого, интервью, предварительно заказанные   информационными средствами, пресс-конференции для них же. В общем, работа давно «кипела».   Юбиляр,  не выносивший никакого шума ни по каким случаям,  на этот раз лично определил дату «большого сбора»...
                  Вечер накануне  «рождения» он провел  одиноко, отключив все  средства связи.      Звукопоглощающие стеклянные стены на первом этаже и такие же окна других этажей дома с видом на теплый океан делали тишину идеальной .
                 Он медленно обходил    комнаты. В самой удаленной включил тусклое освещение и зачем-то положил на видное место альбомы с фотографиями. Их содержимое было слишком личным, не предназначавшимся  посторонним глазам.Правда, риск минимален, в этой части дома никто  не бывает... Вид старых книжиц создавал  иллюзию присутствия тех, кто давным-давно там поселился, много лет молчаливо находился, а с ним распростился и ушел от него навсегда... В альбомах была его жизнь или, быть может, там была видимость его жизни, его событий и его людей...Он,  несомненно, опять запрячет их подальше в шкаф завтра, утром, а сегодня  пусть пока  подышат  свободой.
                 Он никогда не болел и  не чувствовал возраста.Да и не сумма лет  докатилась до  него в данный момент, а так,  промежуточный этап между чем-то и чем-то...
                Будучи уверенным  в себе, он всегда жил ровно, не нервничая по пустякам, да и вообще не знал, что это такое - нервы . Однако сегодня его что-то тревожило. Причину беспокойства он и пытался определить, перебираясь из комнаты в комнату. Везде было не то.Он что-то забыл, искал это забытое,  вспоминая предмет поиска, а может, идею или чье-то имя?  Объяснения  с самим собой шли  путано, неубедительно, отвлекали, мешали концентрации на главном. Он   был убежден: стоит ему увидеть ЧТО-ТО, он тут же  вспомнит ЭТО,  успокоится, и тревога уйдет.
                  В нем звучали    грустные ноты какой-то мелодии, которые, наверное, и были  главной темой какого-то музыкального произведения, быть может, и всей предыдущей его жизни... Вероятно, оно было связано с чем-то хорошим...Иначе бы мелодии сейчас   не были бы в нем....Он вспоминал, а ничего не  вспоминалось и, видимо, от  беспомощности момента его глаза наполнялись слезами... Он слышал  музыкальные варианты,  точно зная, что их автор – один  и тот же человек, чье имя ему хорошо известно,  как и названия  творений...Однако сейчас памятьподводила его.  Наваждение  забывчивости не мешало  пребыванию в себе. Он хотел, чтобы сейчас о нем никто не вспомнил. И даже чтобы у ожидаемой завтра знакомой в последнюю секунду приключилось какое-нибудь срочное дело,  помешающее ей перебраться из одной  страны в другую. Или  чтобы завтрашний ужин  не состоялся сам по себе...  Ему ничего не  хотелось. Отложив поиски на, он отправился  спать.    Причина тревоги вспомнилась   во сне. Сквозь  его плотность, усилием воли открыв глаза, он потянулся к листку бумаги, который всегда был на прикроватной тумбочке...И что-то  коряво написал там.
 
                   Знаменитый ученый,  много лет  жил один, занимаясь научными исследованиями, не ощущая потребности в ком-то еще.   Главное –   результаты поисков, в этой сфере подвластные лишь ему. Его дом стал как бы филиалом исследовательских центров многих университетов.
                  В отдельном крыле огромного здания размещались   приборы. А больше ничего и не требовалось.  Разве что чтение студентам циклов лекций  раз или два в год в ведущих университетах планеты, что он охотно делал.  Полторы недели  драгоценного времени заменялись  впечатлениями от общения с новыми людьми.

                 Женат  он был один раз,  всего два месяца, да и то – в глубокой молодости. Они расстались, потерявшись в не таком уж и большом мире, где при желании всегда можно отыскаться. Однако... они ПРОСТО забыли о существовании друг друга, оказавшись в разных частях света... Он, высокий, красивый, черноволосый и черноглазый норвежец, которого всегда принимали за испанца, жил в теплой европейской стране динамичной свободной жизнью  преуспевающего человека, у которого  всегда было все. Она поселилась, где и родилась, – в маленьком южноамериканском городке у подножия гор. Снова вышла замуж, жила счастливо, произведя на свет нескольких детей. Первой была синеглазая дочка.
                 Он жил, как хотел. Не смотря на популярность у женщин,  с которыми он с удовольствием проводил специально организованное для этого время, главной его привязанностью оставалась  наука. Он помнил каждую из пятисот своих дам, девушек, матрон... Они помогали его вдохновению, и может быть,  всем его великим изысканиям и открытиям. Без вдохновения он работать не мог. А вдохновляли его только женщины. Их фотографии сохранялись в специальных альбомах, которые тихо жили на полках шкафа в  далекой темной комнате без единого окна. Там никто не бывал даже из обслуживающих  дом людей. Там жили его воспоминания. Он  изредка общался с ними.
                  Каких только званий и регалий он не нажил к моменту главной встречи в своей расчерченной на квадратики, кружочки, стрелочки и прочие математические знаки жизни!
 
                  Всему дано свое время.  Где бы человек ни обитал, как бы ни сражался с жизнью или как бы ни радовался ей, - в цивилизованном мире все похоже.
                  Он влюбился.  До последней  секунды  он помнил каждую мелочь их встречи во второй день календарной весны какого-то года. Год он тоже помнил отчетливо и страстно.Их совместные лета и зимы до сей поры жили в нем одним нескончаемым кинофильмом. Любовь была оглушающей, похожей на Ниагарский водопад и его ближайшее окружение. Именно там, в  невероятном шуме, она поскользнулась на неприметной дорожке, длинные белые волосы ее рассыпались по плечам,    закрывая обзор, мешая спасению, щекоча лицо, отчего, пытаясь смахнуть их, изменив на мгновение точку опоры, она  едва не полетела вниз. «Вот и было бы наглядное  доказательство правильности утверждений  о естественном ускорении свободного падения некоего падающего тела», - не к месту пошутил он про себя, с  трудом  удерживая  ее над пропастью. Как оба оказались на той дикой тропинке, нарушив запретительные правила, они не помнили.
                  Конечно же,  он, единственный, ловкий, неотразимый в свои ровно сорок , как и следует из серийных любовных сюжетов, заодно спас  и себя. Потому как, если б что...    он бы полетел  вниз вслед за нею. И, может быть, даже обогнал бы ее в полете, потому что масса его тела  значительно превышала массу тела ее.
                   Разница в возрасте между ними оказалась ни большой, ни маленькой. Она расцветала в свои двадцать. Он мужал в сорок. Дни рождения их совпадали – первый день календарной весны. Жизнь вдруг  изменилась.

                   Куда-то ушло чуть больше девяти лет. Она стала для него всем. И даже работа не обижалась,  а помогала  им чаще быть  в его доме, как можно быстрее отвечая на все его вопросы.  Он становился еще известнее. Она была  неподалеку, почти всегда, иногда только покидая его не больше, чем на три дня.   О ней он мало что  знал и знать не хотел.Их и вместе-то почти не видели.
 
                    Она писала яркие, летящие, счастливые романы  об их любви.В них все было правдой. И все было вымыслом. Ее псевдоним оказался таким же красивым, как и ее романы, где никогда не присутствовала фотография автора...Постепенно среди читателей и всех причастных к книжному делу сложился миф о ее исключительной внешней некрасивости. С издателями и банкирами она общалась посредством почты. А деньги, если требовались,   снимала через банковскую карту.
                    Ее романы выходили огромными тиражами во всех странах.
                    В его доме были все ее книжки. Но он не читал их, не знал ни имени автора, ни содержания.Она была убеждена в этом, потому что запрятывала каждый новый том в  той же самой комнате, где хранились его альбомы, в которые она ни разу не заглянула.
 

                    Они жили  в большом доме на берегу теплого океана. По вечерам он играл на фортепиано изумительные мелодии, а она тайно записывала их на специально приобретенный ею же профессиональный магнитофон, искусно замаскировав его рядом с инструментом...Это были его мелодии, рождавшиеся в минуту особого настроения. Он никогда  не помнил, что играл. В те мгновения он был далеко. Она сберегла  пленки, где   музыка изредка прерывалась его голосом, его словесными эмоциями...
                   Немногим больше двадцати лет назад  первый вечер календарной весны поставил неожиданную для него точку в их отношениях.
                   Он молчал.  Он не претендовал  на право ее выбора.Она ведь имела это право...
                   Она говорила мало, смотрела на него глазами цвета вечерней морской волны. Может быть, чего-то ждала, подумал он промельком... Но ведь она уже сделала выбор, недоуменно пронеслось в нем опять. Он молчал, тоже чего-то ждал?
                  Он отнес небольшой чемодан в ее красивую машину цвета уходящего вечера. Она улетала в другое полушарие, куда в этот день пришел  первый день календарной осени.  Разница в возрасте не мешала им мечтать.Впереди, надеялась  она, оставалось еще много времени, чтобы написать другие романы, о другой любви.
                 И  у него  еше  имелось время, чтобы жить без нее.

                 Она захлопнула дверцу машины, посмотрела на него коротким, словно выстрел, взглядом. Отвернулась. Помедлила...Рывок...  Машина  будто бы слилась с небом, океаном и ночью...
               Жизнь опять изменилась.
 

               Через два месяца после  отъезда она написала ему  три строчки о своем замужестве. Через  год сообщила, что ее сын подрастает не по дням, а по часам и очень умен для такого маленького ребенка.

                Он не ответил. Его не интересовало развитие чужого сына, как много лет назад не интересовала чужая дочь. Дети для него не существовали.
                Следующие годы  он жил,  наверстывая время и события.   У него были женщины. Но только она всегда оставалась  одной и  единственной. Он так хотел и так считал,  не терзая души воспоминаниями.Разве что  изредка в дальней комнате, где жила его память о жизни, давал волю эмоциям. В последний месяц он бывал там чаще обычного и почему-то   тревожился...
 
                 На пороге еще одной круглой даты он захотел ДЕНЬ рождения в их день рождения.
                Она откликнулась телефонным звонком, сообщив о приезде вместе с сыном.
                                                   ***
                После торжественной церемонии прощания с телом великого ученого она и ее сын вернулись в дом.
                Его завещание давало ей право на все. Сказав кому-то, что покинет дом вечером,   вместе с сыном вошла  в тишину и одиночество.   Через день она собиралась сделать дарственную  на дом в пользу университет и  оформить сумму  денежного  выражения завещения в виде  фонда его имени  для премий ученым.

                Оставив сына  в одной из комнат,   пересекая коридоры и комнаты, она вбежала  туда, где давно не была. Чужие судьбы... Они здесь... Их надо быстро отыскать... А... Вот они...  Почему-то лежат  на столе без присмотра... Может быть, он приготовил их для нее? Открыла страницу первого альбома...Мама!Так и есть! Судьба переплела их жизни...
                Она похожа с ее матерью.... Как красива мама в свои восемнадцать. И рядом.... Он, ее тогдашний муж... еще никакой не великий....ему тоже еще восемнадцать... Как они похожи, говорила ей мама, он и его сын. На этой странице есть и ее фото, и даты под ними,  – рядом с фотогрфиями мамы и сына – почему он поместил их сюда? Нет, нет, он ни о чем не догадывался.Она и сама недавно об этом узнала... Ему ивовсе было не до этого! Ему было не до ее жизни, как не было дела до жизни ее матери – он даже забыл, что она была... Оказалось, помнил... Наверное, помнил... Зачем –то же он приходил сюда, подолгу оставаясь здесь...И эти фотографии...Похожи. Все похожи. Она – на свою маму. Сын – на него.  Мама  на днях сказала ей, что была первой женой любимого дочери, но детей у них не появилось. Значит, этот мальчик - ее любимый и единственный пока внук. Похожи.
                  Если бы  не одежда другого стиля, их было бы не отличить. Как жаль, что она не познакомила их раньше.... В памяти всплыло давнее короткое прощание.Далекая грустная мелодия... Ее вгляд,ожидающий, короткий,жесткий, как выстрел...Может быть,  за ним она прятала слезы своей души? Его взгляд... Нет, его взгляда она не помнит сейчас... А это что? Она подошла к другому шкафу. В нем все книги,которые она написала об их любви. И те, что были после их разлуки, о любви другой, но все равно о них двоих, тоже были здесь. И еще о мальчике... Но как он узнал? Она открыла обложку  первой, попавшейся под руку,  – ее фотография. И дальше, дальше.... В каждом томе лежала ее фотография периода выхода книги в свет...
                Все поправимо кроме смерти – тогда, в  тридцать, когда родился мальчик, она уже  хорошо  это понимала, дорожа каждой отпущенной ей минутой.
 
               Она открыла дверь комнаты, где он провел свою последнюю ночь. На листке бумаги что-то написано, но очень непонятно. Она вчиталась: «Дата.Я только что забыл, как ее звали...Я должен вспомнить...Дата...Сегодня я все должен вспомнить.Дата...Десять вечера.. Я должен вспомнить. Ведь завтра может не наступить...» А далее – последнее слово, выведенное почти неразборчиво, но она поняла – это ее имя.
              Ей было двадцать, ему было сорок.Ей  было  тридцать. Ему –  пятьдесят.
              Два дня назад ей тоже исполнилось полвека. Два дня назад перед ним открылась вечность...
              Все поправимо кроме смерти...
             Она включила диск  с его самой грустной мелодией и позвала  сына.