Завтра я напишу рассказ

                – Ну наконец-то! – воскликнул он, кажется, в искренней радости. – Наконец-то мы одни!
                Он не изменился! Оптимист! Центр города, середина шумного проспекта, машины, прохожие. Вот уж действительно – одни! Сотни глаз, десятки знакомых – то и дело кому-то автоматически киваем. Но по сути он прав. В случайных предыдущих встречах мы были с сопровождающими. Мне приятен его восторг, и я в оба глаза поглощаю этого человека. Может быть, хочу запомнить все сразу – и внешность, и слова? Может, во мне живет потребность «вкусно» вспоминать потом любую деталь вот этого самого мига?
                Пока я осмысливаю его незамысловатые восклицания, он без остановки продолжает:
                – Искренне рад тебе! Я всегда тебе рад! Как жаль, что мы редко встречаемся!
                Я привыкла к точности выражения мыслей. В моей голове тут же загромоздились простые и вечные вопросы типа «кто виноват?» и «как быть?» Но я и сама знала на них ответы, так что не стала утруждать его ими.
                Он и вправду радовался внезапной уличной случайности. Я это видела. А лицемерить он так и не научился. Наши редкие встречи теперь всегда неожиданны. И мы с ним не разговаривали один на один… Стоп! Сколько же мы не разговаривали вот так – лицом к лицу? Многовато. Что же, интересно, я чувствую? Кажется, ничего плохого. У меня к нему всегда только теплые эмоции.
                Интересные дела… Он и я. Я и он… Каждый день, каждый год, каждая минута наших отношений похожи на роман. Мне всегда хотелось описать их. Раза два или три я даже пробовала перенести свои чувства на бумагу, но, загораясь, быстро остывала. Случай, видно, был неподходящий. Мне всегда что-то мешало: то не приходило нужное настроение, то накатывала лень, то я куда-то торопилась – кажется, все это можно считать вполне уважительными причинами для бездействия. И со словами: «Завтра… Завтра я обязательно напишу рассказ…» – из раз в раз, из года в год откладывала повествование.
                Между нашей последней и этой встречей – дюжина разномастных лет. Не сказать, чтобы совсем уж мы потеряли друг друга из виду, нет. Иногда наши дорожки совпадали. Но это были не встречи, не свидания, не разговоры, а так, скорые промельки. Почему мы расстались? Так получилось. В этом долговременном промежутке изредка мне хотелось случайно встретить его и поговорить о житье-бытье, о том о сем. Мне почему-то хотелось услышать что-нибудь хорошее о себе именно от него.
                – Располагаешь ли ты временем? – вдруг спросил он.
                Я кивнула.
                –Тогда пообедаем? Или кофе попьем?
                Почему нет? И пообедаем, и выпьем кофе. Я никуда не тороплюсь, неотложных планов на ближайшие сутки у меня нет. И я ответила:
                – Охотно!
                Мы перешли улицу. Народу в кафе мало. Официант кружит вокруг столика, словно тот самый просекший добычу ворон. Мой давний любимый отогнал его, как досадливую мошку. Мило это у него получилось, совсем даже и не обидно…
                – Ну, рассказывай, наконец, как живешь, что поделываешь, о чем мечтаешь, – он расслабленно растекся по мягкому уютному стулу, который вроде как слился с ним и принял его форму…Вот так всегда. Его по-прежнему любят даже неодушевленные предметы…
                – А что конкретно тебя интересует?
                – Все, – просто сказал он и выпрямился.
                Стул сделал то же самое. «Надо же!» – поразилась я и решила, что у меня развивается своеобразная форма оптического обмана.
                – Тебе как отвечать, с подробностями или вкратце? – я неспешно наматывала на палец бумажную салфетку – все-таки волнуюсь, надо чем-то занять руки. – Откуда начать? Может, с того последнего свидания?
                – Хорошо бы…
                – Долго сидеть придется, устанешь слушать.
                – Ничего.
                Он улыбнулся. «Совсем, как тогда», – отметила я, и где-то внутри меня резко потеплело. Приятная долгожданная случайность. Трудно было бы заранее предположить такое славное ее продолжение.
                Его улыбка осталась прежней – приветливой и теплой. Похожей улыбки не знаю. Все-таки здорово, что я пораньше сбежала с работы. Но я не была уверена в образовании такой вот ситуации. И получила сюрприз. Мне приятно находиться рядом с ним. А «сюрприз», подарок сегодняшнего пополудни, выжидательно-ободряюще смотрит на меня. И я медленно принимаюсь говорить, стараясь строго соблюдать хронологию. Постепенно темп воспоминаний ускоряется. Я понимаю: мне хочется, чтобы он знал всё-всё-всё. Он неравнодушно воспринимает любое мое слово и даже сопереживает. Да что сейчас прибавят к уже минувшему его сочувствующие междометия и движения – раньше мог бы помочь, поддержать, утешить… не чужой ведь. Редко кому выпадает такой безумный роман… «Можно и роман о нем написать, не только рассказ…»– попутно вношу корректировки в свои мечтательные планы.
                Теперь все в прошлом. Пережито, прочувствовано, отогнано прочь. Только вот почему я вываливаю ему всю свою подноготную за целых двенадцать лет? Не повзрослела с тех пор?
                В нужных местах он глубоко вздыхает. Он искренен, я верю ему и по-прежнему чувствую его, как себя. Вот ведь как... Расставаться мне с ним сейчас не хочется. Так бы и сидела здесь, смотрела бы на него, слушала бы мягкий голос… Мой реальный, материализовавшийся из вчера, моё самое, что ни на есть живое документальное повествование. Бери ручку, да записывай. Но я замерла в удобной позе. Мне не хочется шевелить и пальцем. А ведь в сумке спрятался диктофон. Вытащить его что ли? Задокументировать бы происходящее. Профессиональная привычка. Выработалась за долгие газетные годочки. Достать? Пока раздумываю, он задумчиво произносит:
                – Да, помотало тебя. Но потом началась твоя затяжная ярко-белая полоса?
                – Почему это – «началась»? – он должен расслышать обиду в моих тихих вибрирующих интонациях. – Я и сейчас в ней. Ты – тоже появился, похоже, неспроста, на этой моей «полосе», – с налётом высокомерности сказала я и демонстративно поставила на стол видавший виды диктофон.
                – Хорошая машина, – одобрительно кивнул он, не придавая значения моему изменившемуся тону и оледеневшей интонации. – У меня такой же. Который год уж тянет без единой поломки.
                – А тебе зачем? – почему-то удивляюсь я и вроде как догадываюсь:– А, делать записи на совещаниях или для сбора «компромата» на сотрудников?
                Он рассмеялся:
                – Да брось ты! Люблю технику и не люблю ее простоя.
                Мы уже проглотили первое блюдо и ожидали второе. «Кормят здесь неплохо», – подумала я.
                – Да,– сказал он. – Кормят здесь вполне прилично.
                – И я подумала о том же, – несколько удивленно отозвалась я.
                – Это неспроста, – заметил он, – если ты не забыла, в прошлом мы с тобой нередко думали и говорили одно и то же одновременно.
                – Припоминаю…
                – Так бывает только с очень близкими людьми.
                – Может быть.
                Официант принес второе блюдо, долил в бокалы вино…
                – А я и не сомневаюсь в нашей с тобой предназначенности друг для друга, – улыбаясь и глядя в мои глаза, почти весело сказал он.
                – Тогда почему же мы расстались? – подчеркнуто спокойно и строго спросила я.
                Не могла не спросить этого. Такая драма! Прямо сюжет пьесы для театра или киносценария для мелодрамы. Теперь все в прошлом, но перепахана не только я. Тот давний ход он выбрал первым. Я лишь подчинилась с деланно беззаботным видом. Потом дикая депрессия и больница. Раз, второй…. Но об этом пропущу, говорить не стану. Нечего ему бродить закоулками моих переживаний.
                – Ну ты же знаешь, я был связан семьей.
                – А сейчас что же?
                – Сейчас я связан другой семьей, – равнодушно произнес он.
                Новость, однако! Хотя я что-то такое чувствовала, но так и не разобралась, что.
                – Давно? – я растерянно моргала, безуспешно стараясь скрыть эту самую растерянность.
                – Года три, кажется. Или четыре.
                Его голос преисполнен безразличия.
                – Вот как, – только и нашлась я.
                Он засмеялся:
                – Да чепуха всё это!
                – Как ты сказал?
                – Чепуха!
                – Не понимаю?
                – Все, что было у меня в годы без тебя, сплошная чепуха, немое черно-белое кино, где при демонстрации все время обрывается пленка.
                Я слушала, ничего не соображая. Опять полным полно вопросов. И несколько вариантов ответов на каждый. Но это мои вопросы и мои предположения. Узнаю ли как на самом деле? Подождем… По его виду не скажешь, не подумаешь о таких грандиозных переменах. Никаких «особых примет». По-прежнему приятен, опрятен, привлекателен. Немного старше, чем был – так это ж понятно. Но лишь немного старше. Голос ровный, без эмоций. Смотрит прямо, приветливо, улыбчиво!
                – Почему не вернул меня?
                – Не думал об этом.
                – А сегодня, почему мы здесь сегодня и отчего копаемся в прошлом?
                – Потому что я намерен вернуть тебя. Наша встреча не случайна. Я ее подготовил и хорошо обдумал.
                – Ты полагаешь, я хочу того же?
                – Если в данную минуту не хочешь, то согласишься позже.
                Странно, но его самоуверенность меня не раздражала и для меня не выглядела таковой. Его слова меня даже… увлекли. Вот какие дела! Он не молчал:
                – Я знаю обо всём происходившем с тобой. Не прячься. И о болезни знаю. Немного пришлось похлопотать, дело прошлое. Но ведь все в порядке теперь? Ты больше не попадешь в депрессию. Обещаю. И очень хочу тебя вернуть. Что мне для этого сделать?
                «Надо же… Он хлопотал обо мне. Конспиратор… Почему бы не попробовать еще раз? Но он не свободен. Опять короткие свидания? Опять ожидание? Ну уж нет! Если решусь, все должно быть другим», – в прошлом я дожидалась таких его слов. И… зачем кривить душой? Я уже приняла его предложение и уже обдумывала возможное будущее. Как легко он справился со мной. Да разве я хотела протестовать? Правда, меня не привлекает ситуация ожидания…
                – Пойми правильно. Я бы не хотел, чтобы ты возвратилась в похожие на те переживания. Ждать и догонять – нет противнее испытания. Мы давно прошли через это. Теперь будет иначе. Я все беру на себя. Ты будешь просто женщиной.
                «Кажется, он научился читать мои мысли», – объяснила я наше схожее восприятие действительности. И спокойно отозвалась:
                – Всегда мечтала быть просто женщиной.
                На этих словах крутившийся поблизости официант замер, а потом скрылся с глаз.
                – Не торопись с ответом. Соберись с мыслями. Позвоню вечером.

***

                И все началось сначала. Но не совсем сначала. Мы были и мы, и не мы. Вернее, я была не совсем я, точнее, я была совсем другой. Ни с того ни с сего, еще утром не подозревая о чем-то похожем, вечером я вдруг стала любящей женщиной, которую любит ее мужчина. На первом месте были только мои интересы. Но я по-прежнему была предана ему. А он не подозревал, насколько мне важны его успехи, насколько я огорчаюсь его печалями. Вернувшаяся любовь изменила мою тактику. И это с каждым днем мне нравилось все больше.
                Выходит, раньше я была обычной простушкой. Жить нужно было собой, но я жила им. А меня самой тогда просто не было. Теперь был он, были мы, была я. И чувствовала себя женщиной. Между тем он по-прежнему... Но как он ухитряется проводить большую часть времени со мной? И почему связал себя вторым браком? Ответов я не знала, и не собиралась прояснять туман неизвестности. Почему? Потому что в этих самых ответах я ровным счетом не нуждалась. Иногда, без него мне снова очень хотелось написать рассказ. Но я опять всё ещё откладывала это важное и фундаментальное дело на потом, быстро привыкнув к своей новой жизни и к нашему новому общению.
                В тот период мы научились… разговаривать, слушать и слышать. Раньше такого не было. А сейчас мы подолгу смотрели друг на друга. Молчали и разговаривали на этот раз в унисон. И все остальное: прекрасное, чудное, трогательное, достойное самых исключительных эпитетов – было изумительным продолжением наших слов, долгих взглядов, движений рук, биений сердец. И необъяснимого, пожалуй, абсолютного чувствования друг друга…
                Ближе к осени он подарил мне огромную очень теплую ажурную шаль. Закутавшись в ее белую невесомость, я удобно устраивалась среди разноцветных диванных подушек, покоряясь мягкому журчанию его слов. Его голос меня успокаивал, завораживал, вселял веру в лучшее. Мне нужен был только он – он один, всегда. Но все же кое-что мне мешало. И наконец я спросила:
                – Так почему же ты женился не на мне?
                – Убегал от прошлой жизни, – охотно ответил он. – Я не хотел напоминаний о ней, а ты была одним из них.
                – Я была всего лишь одним из многих эпизодов твоего прошлого? А сейчас что же? – в моем голосе звучала обида, и не только она.
                Он протянул ко мне руки, обнял, прижал к себе.
                – Но это же правда…– дополнил наш диалог он, немного помедлив.
                – Правда – что?
                – В том прошлом ты была моими укором и болью.
                – Болью? – переспросила я. – А я всегда считала, что была твоей любовью.
                – Да.
                – Что – «да»?
                – Да. Верно. Ты была для меня всем на свете. И оттого больнее мне было отказаться от всего и потерять тебя. Однако я отказался от нас с тобой во имя давних обещаний-приличий и ошибся. Потом строил свою жизнь наново, и оказалось, что ошибся опять. А потом затосковал о тебе. Тосковал, метался, мучался, делал мелкие досадные оплошности, много думал. И придумал. Теперь вот стараюсь вернуть тебя, чтобы исправить одну из своих самых жестоких ошибок. Я был и сильным, и слабым. Мужчины могут быть нестойкими. Нам тоже, поверь, нередко хочется плакать из-за отсутствия любви. И не всегда хватает духу на радикальные шаги.
                – И ты отважился на корректирование прошлого? Полагаешь, можно что-то исправить в любви, ненависти, предательстве?
                Он кивнул.
                – Быть может, ты опять заблуждаешься и принимаешь желаемое за действительное? Оглянись: вокруг тебя и рядом с тобой страдают твои женщины. Теперь нас уже трое.
                – Они – не страдают. У них все хорошо. У них теперь приятная жизнь без меня. Не уверен, вспоминают ли они меня. Я все хитро устроил. Пусть им будет лучше, чем со мной. Мне так спокойнее. На душе не скребут кошки, не изводит чувство вины. А все потому, что не хочу и не могу быть с кем-то кроме тебя.
                Странные какие-то он проговаривает мысли. В моей голове роятся новые невысказанные вопросы. Но желание их задавать пропало. Тихий уют квартиры располагал к умиротворению. Я встала, улыбнулась и посмотрела на него.
                – Не верю, – безмятежно сказала я, ушла на кухню, остановилась у плиты.
                Пришла пора ужина.
                Милые домашние звуки. На стене едва слышно мурлыкало радио, тикали часы. Из крана капала вода.
                За окном по проспекту куда-то бежали чьи-то машины, освещая фарами ведомый им одним путь. «Завтра уж точно напишу рассказ», – рассудительно решила я, наверняка зная, что именно так и сделаю. Мне было хорошо.
                Я все еще стояла у плиты, подогревала приготовленное час назад блюдо, ни о чем не думала. Отличное настроение. Мало ли что там у него происходит в мое не присутствие рядом. Он ничем меня не обременяет. Мне никогда еще не было так спокойно. В мои планы не входило расставание с ним. Потому что… неизвестно, кто из нас больше вложил в организацию той «случайной» встречи, и потому, что он мне всегда был дорог, даже в самые глухие жизненные моменты. И теперь он у меня снова есть. Однако о моем участии в подготовке «второго дубля» промолчу. Еще чего! Пусть думает о своей победе и дальновидности – тем более его заслуг в конечном итоге значительно больше. Моим сегодня я несказанно дорожу. Это дюжину лет назад я легко перечеркивала настоящее из-за бессмысленных споров с самой собой и поступков вопреки здравому смыслу. Теперь я другая. Теперь никогда никаких жертв! Ситуация давно и прочно укреплена. А свое «не верю» я произнесло для «порядка», для связующего звена в моем негласном воспитательном процессе его.
                – Зря, – обняв мои плечи, сказал он через четверть часа.